В кузове грузовой машины

В июле тысяча девятьсот сорок первого года я ехал на военной грузовой машине в Тирасполь.

Бурая пыль, раскаленная солнцем, взрывалась клубами под колесами машины. Солнце дымилось в обесцвеченном небе. Вода в алюминиевой фляге нагрелась и пахла резиной. За Днестром гремела канонада.

В кузове ехали несколько молодых лейтенантов. Иногда они начинали стучать кулаками по крыше и кричали: «Воздух!» Водитель останавливал машину, мы выскакивали, отбегали подальше от дороги и ложились. Тотчас со злорадным воем на дорогу пикировали черные немецкие самолеты.

Иногда они замечали нас и били из пулеметов. Но, к счастью, никто не пострадал. Самолеты исчезали, и оставался только жар во всем теле от раскаленной земли, гул в голове и отчаянная жажда.

После одного из таких налетов водитель неожиданно спросил меня:

— Вы о чем думаете, когда лежите под пулями? Вспоминаете?

— Вспоминаю, — ответил я.

— И я вспоминаю, — сказал, немного помолчав, водитель. — Леса наши вспоминаю.

— Я тоже вспоминаю свои леса, — ответил я.

Водитель натянул пилотку на лоб и дал газ. Больше мы не разговаривали.

Пожалуй, никогда я не вспоминал с такой остротой любимые места, как на войне. Я ловил себя на том, что нетерпеливо жду ночи, когда, лежа в кузове грузовой машины и укрывшись шинелью, можно будет вернуться мыслью к этим местам и пройти по ним медленно и спокойно, вдыхая сосновый воздух. Я говорил себе: «Сегодня я пойду на Черное озеро, а завтра, если буду жив, на берега Пры1». И у меня замирало сердце от предчувствия этих

воображаемых походов. В своих мечтах я всегда выходил из родного дома ранним утром и шел по пустынной деревенской улице мимо старых изб. Мне казалось, что не может быть в жизни большего счастья, чем опять увидеть эти места и пройти по ним, забыв обо всех заботах и невзгодах, слушая, как легко стучит в груди сердце. Так я думал, лежа в кузове грузовой машины.

Поздняя ночь. Со стороны станции ухают взрывы — там идет бомбежка. Над головой падает трассирующим снарядом голубоватая звезда. Я ловлю себя на мысли, что невольно слежу за ней и прислушиваюсь, когда же она взорвется? Но звезда не взрывается, а безмолвно гаснет над самой землей. Как далеко отсюда до знакомого березового перелеска, до торжественных лесов! Там теперь тоже ночь, но беззвучная, пылающая огнями созвездий, пахнущая не бензиновым чадом и пороховыми газами, а устоявшейся в лесных озерах глубокой водой и хвоей можжевельника. Сесть бы сейчас у костра, слушать тихий треск сучьев и думать о том, что жизнь необыкновенно хороша, если ее не бояться и принимать с открытой душой.

Так я бродил в воспоминаниях по лесам, потом по строгим набережным Невы или по голубым ото льна холмам суровой псковской земли. Я думал обо всех этих местах с такой болью, как будто потерял их навсегда, как будто больше никогда в жизни их не увижу. Очевидно, от этого чувства они приобрели в моем сознании необыкновенную прелесть.

Я спрашивал себя, почему я не замечал этого раньше, и тут же догадывался, что, конечно, я все это видел и чувствовал, но только в разлуке черты родного пейзажа возникли перед моим внутренним взором во всей своей захватывающей сердце красоте. (498 слов)

По К. Паустовскому