- Решебники
- Изложения по русскому языку
- Тайна гекзаметра
Тайна гекзаметра
У меня была бессонница. Окно было открыто. Я слышал плеск самой ничтожной волны и треск стручков акации из сада. Обыкновенно созревшие стручки лопались в дневную жару, но иногда они раскрывались и ночью. Мне казалось, что я один не сплю на всей огромной земле, и если я затаю дыхание, то смогу даже уловить тихий звенящий звук от движения звезд в мировом пространстве. Древние греки верили в этот звук и называли его «гармонией сфер».
Затем я вспомнил знакомую девочку Лилю, учившую стихи Пушкина на берегу моря. Я начал вслух повторять тот же пушкинский гекзаметр, что читала Лиля. Шумели равномерно волны, и первая строка стихов неожиданно слилась с размером волны. Пока я проговаривал эту фразу, волна успела набежать на берег, остановиться и отхлынуть. И вторая пушкинская строка с такой же легкостью вошла в размер второй волны.
По законам гекзаметра в середине строки надо делать небольшую паузу, то есть цезуру, и только после этого произносить конец строки. Я снова повторил первую строку. Пока я говорил, волна набежала на берег. После этих слов я остановился, выдерживая цезуру, и волна тоже остановилась, докатившись до небольшого вала из гравия. Когда же я произнес конец строки, то мой голос слился с шорохом уходящей волны, не опередив его и не отстав ни на мгновение.
Я сел на кровати, пораженный тем, что мне сейчас открылось в шуме волн. Надо было проверить эту удивительную, как мне показалось, случайность еще на одном примере. Я вспомнил строки другого поэта и произнес их вслух. Снова гекзаметр повторил размер волны.
Было ясно: протяженность волны совпадает с протяженностью строчки гекзаметра. Я угадывал в этом какую-то тайну, хотя и пытался уверить себя, что совпадение случайно.
Мои мысли опять вернулись к Лиле, к ее слепой тете в черных очках, которую девочка так бережно водила за руку... Вдруг как будто вспышка молнии прорезала ночную тьму. Слепая женщина и слепой поэт!
Гекзаметр создал слепой Гомер! Жизнь существовала для него лишь во множестве звуков. И мне вдруг стало ясно, что Гомер, сидя у моря, слагал стихи, подчиняясь размеренному шуму прибоя. Самым веским доказательством, что это действительно так, служила цезура посередине строки. По существу она была не нужна. Гомер ввел ее, следуя той остановке, какую волна делает на половине своего наката.
Гомер взял гекзаметр у моря. Он воспел осаду Трои и поход Одиссея торжественным напевом невидимых ему морских пространств. Голос моря вошел в его поэзию плавными подъемами и падениями, голос того моря, что гнало, шумя и сверкая, веселые волны к ногам слепого поэта.
Нашел ли я разгадку гекзаметра? Не знаю. Я хотел рассказать кому-нибудь о своем открытии. Но кому какое дело до Гомера!
Мне хотелось убедить кого-нибудь, что рождение гомеровского гекзаметра — частный случай в ряду еще не осознанных возможностей нашего творческого начала. Живая мысль сто рождается из столкновения вещей, не имеющих на первый взгляд ничего общего между собой. Что общего у кремня и железа? Но их столкновение высекает огонь. Что общего между шумом волн и стихами? А их столкновение вызвало к жизни величавый стихотворный размер. (485 слов)
По К. Паустовскому
Затем я вспомнил знакомую девочку Лилю, учившую стихи Пушкина на берегу моря. Я начал вслух повторять тот же пушкинский гекзаметр, что читала Лиля. Шумели равномерно волны, и первая строка стихов неожиданно слилась с размером волны. Пока я проговаривал эту фразу, волна успела набежать на берег, остановиться и отхлынуть. И вторая пушкинская строка с такой же легкостью вошла в размер второй волны.
По законам гекзаметра в середине строки надо делать небольшую паузу, то есть цезуру, и только после этого произносить конец строки. Я снова повторил первую строку. Пока я говорил, волна набежала на берег. После этих слов я остановился, выдерживая цезуру, и волна тоже остановилась, докатившись до небольшого вала из гравия. Когда же я произнес конец строки, то мой голос слился с шорохом уходящей волны, не опередив его и не отстав ни на мгновение.
Я сел на кровати, пораженный тем, что мне сейчас открылось в шуме волн. Надо было проверить эту удивительную, как мне показалось, случайность еще на одном примере. Я вспомнил строки другого поэта и произнес их вслух. Снова гекзаметр повторил размер волны.
Было ясно: протяженность волны совпадает с протяженностью строчки гекзаметра. Я угадывал в этом какую-то тайну, хотя и пытался уверить себя, что совпадение случайно.
Мои мысли опять вернулись к Лиле, к ее слепой тете в черных очках, которую девочка так бережно водила за руку... Вдруг как будто вспышка молнии прорезала ночную тьму. Слепая женщина и слепой поэт!
Гекзаметр создал слепой Гомер! Жизнь существовала для него лишь во множестве звуков. И мне вдруг стало ясно, что Гомер, сидя у моря, слагал стихи, подчиняясь размеренному шуму прибоя. Самым веским доказательством, что это действительно так, служила цезура посередине строки. По существу она была не нужна. Гомер ввел ее, следуя той остановке, какую волна делает на половине своего наката.
Гомер взял гекзаметр у моря. Он воспел осаду Трои и поход Одиссея торжественным напевом невидимых ему морских пространств. Голос моря вошел в его поэзию плавными подъемами и падениями, голос того моря, что гнало, шумя и сверкая, веселые волны к ногам слепого поэта.
Нашел ли я разгадку гекзаметра? Не знаю. Я хотел рассказать кому-нибудь о своем открытии. Но кому какое дело до Гомера!
Мне хотелось убедить кого-нибудь, что рождение гомеровского гекзаметра — частный случай в ряду еще не осознанных возможностей нашего творческого начала. Живая мысль сто рождается из столкновения вещей, не имеющих на первый взгляд ничего общего между собой. Что общего у кремня и железа? Но их столкновение высекает огонь. Что общего между шумом волн и стихами? А их столкновение вызвало к жизни величавый стихотворный размер. (485 слов)
По К. Паустовскому